Ник-7 - Страница 68


К оглавлению

68

Девушка как раз очнулась от своих наблюдений и тут же поставила на понравившегося ей голема, а потом подняла на меня взгляд: 'Ты выбрал?' Да, я выбрал. Пускай я не планировал играть в азартные игры, но отчего бы и не развлечься? Конечно же, я поставил на искусника: он по крайней мере был мне близок и понятен.

Дали старт, и вся братия каменных исполинов дружно качнулась вперед, аж земля вздрогнула. Тут‑то я понял, что означало Каринино 'сам поймешь'. Вся трибуна как с цепи сорвалась. Столько азарта я не видел даже в финале чемпионата мира по футболу. Сидя дома перед телевизором, пардон, перед 'оком', такого не ощутишь.

Големы веселым табуном помчались навстречу приключениям, а следом за ними с языками на плечах припустили их хозяева. Забавное зрелище: как будто рассеянный хозяин забыл поставить машину на ручник, она покатилась под горку, и горе — автолюбитель бежит следом. Все‑таки не пойму я, почему чародеи бегут на своих двоих вслед за големами. Хотя бы скакали на лошади, если уж им обязательно надо держать свое творение в поле зрения. На мой взгляд, это положительно сказалось бы на динамике. А так получается, что возможности големов ограничены скоростью самих людей.

Все‑таки волна азарта, прокатившись по трибуне, подействовала даже на меня. Поэтому, когда големы умчались вперед, и позади всех в клубах пыли я увидел давешнего искусника, который еле плелся, тяжело опираясь на посох, я не смог сдержать гримасы разочарования.

'Что ж ты, поганец, меня так позоришь?' — мысленно спросил я кордосца. Ей — богу, он меня услышал, и ему стало стыдно: аккурат в этот момент дед забрался в кабину своего шагохода и весьма резво припустил вдогонку за чародеями. Ну вот, так бы сразу! Я же опытным взглядом сразу распознал внутри Кордосского Паука место для водителя. 'Давай, старикан, педаль в пол, наверстывай теперь!' — подбодрил я искусника про себя.

* * *

Феерическое по — своему это соревнование големов! Ощущения просто потрясающие, трудно подобрать правильные слова, чтобы описать эту смесь чувств. Сначала это ухмылка от вида сих искусственных существ — големов, от их примитивизма, с моим‑то мироощущением, испорченным компьютерными визуализациями, виртуальной реальностью, где можно увидеть и создать все, что угодно, да еще с такой детализацией и правдоподобными ощущениями, что тонкая неуловимая грань между явью и вымыслом тихо и незаметно растворяется в пространстве. Но потом, когда вспомнишь, что это 'по — настоящему', ощутишь на языке пыль этого мира, а земля под ногами задрожит от тяжелой поступи каменных махин, внутри что‑то дрогнет, и на лицо набежит легкая тень задумчивости. Нечто подобное можно ощутить на концерте. Вроде бы, та же музыка, та же песня, что и в записи, но чувствуешь — все иначе. Ух! Аж мурашки по всему телу!

— И — и-и — и! — терзает мой слух восторженный свист Карины, когда голем ее фаворита, выбивая пыль из безропотной земли, проносится мимо. 'Ишь, ты!' — бормочу я, совсем не аристократично ковыряя пальцем в ухе, оглушенный восторгом девушки. 'А говоришь, благородная ллэри!' Я уже видел Карину в разных ипостасях, начиная с изможденной узницы в тюрьме для чародеев и заканчивая сиятельной дамой из высших слоев общества. Честно говоря, думал, что все — удивить ей меня не удастся. Но нет! Здесь, на трибуне, она опять другая: волосы развеваются, в глазах бесенята, непередаваемое выражение лица. Настоящая ведьма, что, на самом деле чистая правда. Ну и женский антураж на уровне — дорогое платье, правда, скромноватое на первый взгляд, но это только на первый. Так‑то денежек, видно, не хило потрачено. Из украшений — только тонкое, но жутко дорогое колье на шее. Нафига она его надела в это пыльное место, непонятно. Ведь совсем не бал, однако поди ж ты! Впрочем, она тут не одна такая. Есть тут и 'бомонд', и 'крутые', и непонятно‑кто, которые тоже в 'прикиде от Версаче'. Не так много, но все‑таки. Причем все вперемежку на одной трибуне — настоящее торжество равноправия.

— Все равно мой паук выиграет! — говорю я ей, оглядываясь по сторонам, чтобы посмотреть, как отреагировали окружающие на выходку Карины. А никак не отреагировали, что меня слегка удивило. Впрочем, вокруг стоит такой шум и гам спорящих чародеев, аристократов, купцов, мастеровых, что никто ничего не заметил. Все внимание зрителей отдано трассе. Или даже нормы поведения вполне позволяют 'активно болеть' во время соревнований. Я где‑то читал, что в Древнем Риме во время гладиаторских боев болельщики впадали в такое неистовство, что срывали с себя одежды и устраивали оргии прямо на трибунах, и это вполне укладывалось в местные правила приличий. Надеюсь, здесь до такого не дойдет.

— А вот и нет! — задиристо вздернула нос Карина. Она поставила на какого‑то непримечательного мужика, который ведет самого кособокого голема, и вовсю болеет за него. Чем она руководствовалась, понятия не имею. Лично я, не разбираясь в големостроении и не зная местных раскладов, выбрал бы самого симметричного и пропорционального истукана. Впрочем, у меня свой фаворит — старикашка — искусник с конструкцией, напоминающей паука. Я его выбрал сразу, лишь только увидел. И вовсе не потому, что я знаю про него что‑то такое секретное, просто с магической точки зрения он сильно отличается от остальных — он кордосец и паучком управляет с помощью магии, то есть своим Искусством, а не чародейством. Карина же не совсем неожиданно для меня оказалась патриоткой, причем во всех смыслах, поэтому не одобряет мой выбор. Правда, это когда она не задумывается, вылезает ее патриотизм — натура такая, да воспитание. Но стоит ей вспомнить наше путешествие и разговоры, как он, то есть патриотизм, медленно и неохотно уступает место критическому и слегка равнодушному взгляду со стороны. Оробосские власти имеют полное право сердиться на меня: была вполне управляемая добропорядочная гражданка с предсказуемой реакцией, а стала личность. Испортил я им девку! Само так получилось, я и не знал, что и сам такой. Правда, вспыльчивый иногда и совершенно дурной, нелогичный. Это меня расстраивает, и тогда я пытаюсь переделать себя. Не получается, и тогда я плюю на все это и на какое‑то время снова становлюсь самим собой.

68