А получилось не очень: я ведь не точечно сработал, а просто насытил ментальную составляющую своей ауры и чуть не поплатился за это: в мозгу наложились ощущения и чувства всех людей, находящихся рядом — и Карины, и Лулио, и Стоунуна, и еще каких‑то людей, которых я не видел, но которые оказались в пределах досягаемости, какие‑то непонятные чувства и ощущения, какой‑то белый шум, прерываемый непонятными звуковыми и визуальными всполохами. Даже нельзя было понять, от кого что пришло. В голове все перемешалось, и мне реально стало плохо. Так что я резко вернул все взад. Все же надо потренироваться. Тем не менее я не отбросил свою мысль и протянул ментальный щуп к неизвестному. Щуп, тонкий с моей стороны и расширяющийся на том конце. Ну, типа воронки. И все стало хорошо. Теперь я чувствовал только чувства или эмоции одного существа. А оно почему‑то топталось на месте и испытывало довольно странные эмоции — удивления, радости, сомнения, еще что‑то непонятное. Кстати, аура все же у существа была, только очень разреженная и с малым распространением от тела.
Так вот, потоптавшись на месте, существо решительно направилось к нам. Остановилось напротив и замерло в нерешительности. У меня возникло полное ощущение, что оно смотрит на меня. Может, конечно, это всего лишь был эффект от использования ментального поля.
— Познакомьтесь, — Стоунун взял слово. — Это Скелетик. — И сделал какой‑то жест рукой, продублировав его четкой эмоцией. Существо медленно подняло руки и откинуло капюшон. Рядом тихо вскрикнула Карина, Лулио никак не отреагировал — понятно, что ему это знакомо. Де Хомини посмотрел на меня, желая, видимо, увидеть мою первую реакцию.
Я же улыбнулся. Буквально на последних мгновениях я не справился со своим любопытством и включил все свои возможности — способности, до этого придерживаемые, чтобы узнать о таинственном существе как можно больше. Конечно, черепа людей на первый взгляд выглядят одинаково, и я не узнал скелета из тюрьмы Маркина по внешности, но не узнать интегрированный в него искусственный интеллект на основе дракончиков или элементалей — не мог. Не обращая внимания на удивленный вид Великого Големщика, я встал и подошел к Скаллу — именно так я его в свое время нарек.
— Тебе все же удалось развиться, — пробормотал я, обходя свое давешнее творение по кругу и рассматривая энергетические и инфомагические потоки внутри его тела. — Да еще и выбрался сюда… Молодечик! — Я встал перед ним спереди, взял плащ за борта и откинул их в стороны. Материя плавно стекла с костяных плеч Скалла и собралась кучкой у его ног.
— Неужели это тот самый скелет? — спросила Карина. — Я думала, ты его не доделал, а потом мы сбе… — девушка осеклась, не желая, видимо, упоминать при посторонних про кордосский плен. — Он ведь остался там и даже ходить не умел?
— Сам поверить не могу. Я, конечно, закладывал в него способности к учебе, но то, что у меня получилось — настоящее чудо! — Я подергал себя за мочку уха. — Кстати, я чувствую его эмоции — он рад мне!
Сзади раздалось покашливание. Я слегка повернул голову назад.
— Так это твое создание? — спросил големщик. В его голосе явно проскальзывали нотки недоверия.
— Мое, мое… Еще в тюрьме в Кордосе, прежде чем сбежать, я нашел скелет какого‑то бедолаги, ну и немного поработал над ним… Хотел пугалку для тюремщиков сделать, но не успел, бросил… А оно вон как, оказывается, обернулось…
— Тюрьма? Кордос? — недоуменно переспросил чародей.
— Я тебе потом расскажу. — Это Лулио вмешался и успокаивающе положил руку на плечо своего старого друга. — В двух словах не расскажешь. И ты пока молчи. Думаю, через несколько дней я тебе все подробно поведаю, а пока не стоит задавать вопросы.
— Ну хорошо… — с сомнением в голосе ответил старик. — Но по Скелетику спрашивать можно?
Лулио мельком глянул на меня и покачал головой:
— Это тоже потом. Сейчас же нам надо решить вопрос с выступлением. Скелетика, или Скалла, как его называет Никос, на сцену выпускать нельзя. Внешне он не сильно отличается от простейшего скелета — голема, а то, что он создан по другим принципам, и то, что он почти разумен — никого не заинтересует. Если, конечно, не заставить его делать нечто такое, что покажет его превосходство… Но что это может быть — я не знаю.
— М — да… Петь и танцевать его не заставишь, — пробормотал големщик, — с ним можно только договариваться. Да и то нет гарантии, что в самый ответственный момент он не откажется… А давить на него бесполезно…
— Тем не менее, я хотел показать Скелетика Никосу как раз для того, чтобы он нашел баланс между сложностью голема и зрелищностью его выступления.
Пока старые друзья обсуждали мое будущее выступление, на которое я в общем‑то согласия еще не дал, а всего лишь еще не отказался, мы со Скаллом пытались общаться. Я аккуратно пытался формировать четкие картинки, мысли и эмоции, чтобы он мог меня понять, и, кажется, что‑то начало получаться.
Чтобы не торчать, как два тополя, я прямо там, где был, сел на землю и послал Скаллу легкое ощущение вопроса и утверждения. Он меня понял и уселся напротив, повторив мою позу лотоса. Сидели мы так где‑то с полчаса, к концу срока обмениваясь уже не только эмоциями, но и образами. Смутными со стороны Скалла, но все же порой узнаваемыми. История пути в Оробос в изложении Скалла выглядела мутно и коротко: типа очнулся, туда — сюда помыкался, потом долгое время темноты, какие‑то смутные картинки города, и уже четче — двор этой школы. Ярко выраженное ощущение тепла и уюта рядом с изображением големщика Стоунуна. Примерно похожее отношение ко мне, как ни удивительно. А удивляться есть чему — я не закладывал в него привязку к себе, но видимо что‑то в ИИ осталось такое эдакое… В общем, тут я не разобрался.